8 С.Е.Руднева Предпарламент Октябрь 1917 года Опыт исторической реконструкции

по войскам о неисполнении распоряжений командного состава и военной власти без утверждения этих распоряжений присланными явочным порядком в полки комиссарами петербургского революционного штаба. Военная власть не могла признать этот акт закономерным, даже сочла его «явно преступным» и потребовала в самый кратчайший срок отказа от этого распоряжения и признания, что никто не может распоряжаться войсками, кроме законных властей. «ЦК стал на ту же точку зрения, считая этот акт революционного штаба совершенно недопустимым. Но и здесь военная власть, по моему указанию, хотя было наличие всех данных, чтобы приступить немедленно к решительным и энергичным мерам, считало нужным дать сначала срок, чтобы от этой ошибки отказаться. Мы должны были это сделать еще и потому, что никаких реальных последствий этого приказа в первые сутки его объявления в войсках не наблюдалось. Я вообще предпочитаю, чтобы власть действовала более медленно, но зато более верно и в нужный момент и более решительно».

Этим своим откровением Керенский заслужил аплодисменты левой части зала. Подтверждалось то, что и так было очевидно: во-первых, власть бездействовала даже в чрезвычайных обстоятельствах и, во-вторых, решения Временного правительства зависели от позиции одного лица — Керенского. Таким образом, пытаясь оправдаться, он сам себя активно разоблачал.

Не замечая этого, Керенский продолжал вещать о целом ряде попыток предотвратить грозившее населению и стране большими осложнениями «явное восстание» со всеми его последствиями, «тяжкими не для вожаков, которые имеют обычай и необычайную способность скрываться, а для той массы, которую они ведут под всю тяжесть ответственности. Несмотря на уговоры и предложения, шедшие от целого ряда общественных организаций, несмотря на внушительное заявление, сделанное вчера делегатами с фронта, — правительство не получило в срок заявления об отказе от сделанных распоряжений. Только в три часа ночи нам было сделано заявление, что принципиально все пункты, предъявленные как ультиматум, со стороны военной власти принимаются. Таким образом, в три часа ночи организаторы восстания принуждены были формально заявить, что они совершили акт неправомерный, от которого отказываются.

Но как я и ожидал и был уверен из предыдущей тактики этих людей, это была очередная оттяжка и сознательный обман. (Возглас справа: научились, наконец.) В настоящее время прошли все сроки и мы того заявления, которое должно было быть сделано в полках, не имеем. Наоборот, имеется обратное явление, а именно: самовольная раздача патронов и оружия, а также вызов двух рот

на помощь революционному штабу. Таким образом, я должен установить перед Временным советом полное, явное и определенное состояние, известное части населения Петербурга, как состояние восстания. (Дождались! — замечают справа.) Мною и предложено немедленно начать соответствующее судебное следствие. (Шум слева.) Предложено также произвести соответствующие аресты. (Шум слева не дает А.Ф. Керенскому говорить.) Да, слушайте, в настоящее время, когда государство от сознательного или бессознательного предательства погибает, Временное правительство и я в том числе предпочитаем быть убитыми и уничтоженными, но жизнь, честь и независимость государства мы не предадим <.. .> Временное правительство могут упрекать в слабости и чрезвычайном терпении, но во всяком случае никто не имеет права сказать, что Временное правительство за все время, пока я стою во главе его, прибегало к каким бы то ни было мерам воздействия раньше, чем это грозило непосредственной опасностью и гибелью государства»294.

Задачу правительства Керенский продолжал видеть в укреплении свободы. Избранная им тактика давала, по его мнению, основание и право в нужный момент потребовать от страны поддержки решительных мер, так как никто не мог бы заподозрить, что эти меры принимаются с какими-нибудь другими целями, кроме необходимости спасти государство. Он утверждал, что фронт совершенно определенно понимает действия некоторых политических партий как стремление играть на темноте и невежестве и нежелании масс исполнять свой гражданский долг на фронте.

Во время выступления А.Ф. Керенского к кафедре подошел А.И. Коновалов и передал ему записку. Это была копия документа, который рассылался тогда по полкам: «Петроградскому С. р. и р. д. грозит опасность. Предписываю привести полк в полную боевую готовность и ждать дальнейших распоряжений. Всякое промедление и неисполнение приказа будет считаться изменой революции. За председателя Подвойский. Секретарь Антонов». «Таким образом, — заявил Керенский, — в столице в настоящее время существует состояние, которое на языке судебной власти и закона именуется состоянием восстания. В действительности это есть попытка поднять чернь против существующего порядка и сорвать Учредительное собрание и раскрыть фронт перед сплоченными полками железного кулака Вильгельма. (Возглас в центре: «Правильно!» Слева шум и возгласы: «Довольно!»)

Я говорю с совершенным сознанием: чернь, потому что вся сознательная демократия и ее центральный исполнительный комитет, все армейские организации, все, чем гордится и должна гордиться свободная Россия, разум, совесть и честь великой русской демократии протестует против этого».

212

Объективную опасность начавшегося выступления Керенский видел не в том, что часть столичного гарнизона может захватить власть, а в том, что это движение, как и в июле месяце, может стать сигналом для германцев на фронте, для нового удара на границы России и может вызвать новую попытку, даже более серьезную, чем попытки генерала Корнилова. Это был абсолютный предел опасений Керенского. Он утверждал, что если совершится новая военная катастрофа, не нужно будет искать виновников — они налицо. В сложившейся ситуации он призывал каждого найти себе место — с республикой, свободой, демократией — или против.

Керенский обращался к членам Временного совета, ко всему населению Российского государства с призывом к бдительности, для охраны «всех завоеваний свободы многими поколениями, жертвами, кровью и жизнью завоеванной свободным русским народом». «Я пришел сюда не с просьбой, а с уверенностью, что Временное правительство, которое в настоящее время защищает эту новую свободу, встретит единодушную поддержку всех, за исключением людей, не решающихся никогда высказать смело правду в глаза и поддержку не только Временного совета, но и всего Российского государства. (Бурные аплодисменты всех, кроме представителей левых фракций.) С этой кафедры от имени Временного правительства я уполномочен заявить: Временное правительство, исходя из определенного взгляда на современное состояние вещей, находило одной из главных своих обязанностей по возможности не вызывать острых и решительных колебаний до Учредительного собрания. Но в настоящее время Временное правительство заявляет: те элементы русского общества, те группы и партии, которые осмелились поднять руку на свободную волю русского народа, угрожая одновременно с этим раскрыть фронт Германии, подлежат немедленной, решительной и окончательной ликвидации. (Бурные аплодисменты справа, в центре и части левой, смех на крайней левой.) Пусть население Петрограда знает, что оно встретит власть решительную и, может быть, в последний час или минуты разум, совесть и честь победят в сердцах тех, у кого они еще сохранились. (Аплодисменты справа и в центре.) Я прошу от имени страны, да простит мне Временный совет республики, — требую, чтобы сегодня же, в этом заседании Временное правительство получило от вас ответ, может ли оно исполнить свой долг с уверенностью в поддержке этого высокого собрания».

Правая и центральная часть зала поддержала выступление Керенского бурными аплодисментами, перешедшими в овацию. Керенский, не дожидаясь ответа Предпарламента, но нисколько не сомневаясь в скором получении им вотума безоговорочного доверия и поддержки в действиях по ликвидации начавшегося выступления

213

большевиков, вернулся в Зимний. «Совершенно уверенный в том, что Совет республики немедленно примет нужную мне резолюцию и мобилизует все общественные и партийные силы на помощь правительству, я, не ожидая голосования Совета, вернулся в штаб к срочным работам. Я был уверен, что через полтора-два часа я получу из Совета уведомление и о принятом вотуме доверия и о мерах, которые принял Совет для мобилизации общественных сил в помощь правительству. Все мои надежды оказались иллюзией. Никаких известий из Совета республики я целый день не получал»295. Делегация от Предпарламента нанесла ему визит только в полночь с 24 на 25 октября.

Между тем в Мариинском дворце после отбытия Керенского члены Предпарламента решили немедленно перейти к обсуждению прозвучавшего заявления. Был объявлен перерыв, затянувшийся до 6 часов вечера. Во время перерыва проходили совещания отдельных фракций по выработке формулы перехода к очередным делам по сообщению Керенского о выступлении большевиков. Совещаясь с двух до шести часов вечера, участники дебатов «как бы не понимали, что дело идет об их переходе в небытие»296.

24 октября в Совет республики поступило несколько заявлений. Первое из них, за подписью 31 члена Временного совета, с заявленной спешностью в порядке ст. 11 Положения о Временном совете Российской республики, об обращении к Временному правительству с вопросом о выработке и внесении во Временный совет проекта постановления об учреждении Совета по национальным делам. Второе — за подписью 30 членов Временного совета, также с заявленной спешностью и в порядке ст. 11, об обращении к министру-председателю и министру внутренних дел с вопросом по поводу насильственных действий казачьих частей в Калуге по отношению к Совету рабочих и солдатских депутатов. В третьем заявлении, вновь с заявленной спешностью и в порядке ст. 11, речь шла об обращении к министрам торговли и промышленности, внутренних дел, юстиции и труда с вопросом по поводу всеобщей забастовки на текстильных предприятиях Центрального промышленного района и захвата в связи с этим фабрик в руки стачечного комитета. В-четвертом, за подписью 31 члена Временного совета, поступило законодательное предположение о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка. Подписавшие законодательное предположение просили передать его для выработки в недельный срок соответствующего законопроекта в комиссию для урегулирования народного хозяйства и труда. Президиум Совета республики не встретил возражений к удовлетворению ходатайств подписавшихся.

214

24 октября от А.Е. Грузинова поступило заявление об отказе от звания члена Временного совета Российской республики в связи с назначением его главноуполномоченным Министерства продовольствия. Также поступили сообщения об отказе от звания членов комиссий: по обороне — И.В. Залкиндсона, К.Э.Лапьера, К.П.Рабиновича и А.К.Феофанова, по иностранным делам — Г.В. Котля-рова, В.Н.Рихтера и И.З. Штейнберга (Карелина), по урегулированию народного хозяйства и труда — Я.Т. Богачева, М.М.Часте-ва, И.М. Крейниса, Г.В. Котлярова, С.А. Кудрявцева, М.Ф. Крушин-ского и Г.К. Юрковского, контрольно-финансовой — А.В. Бильдзю-кевича, СВ. Вржосека, К.Э.Лапьера, М.А.Натансона и Г.Н.Су-харькова, продовольственной — М.М. Гастева, В.А. Карелина и А.А. Шрейдера.

Наконец, в 7-м часу вечера заседание Временного совета возобновилось. Слово для выступления получил представитель левых социалистов-революционеров Б.Д. Камков-Кац. Он заявил: «Когда председатель Совета Министров приходит сюда и объявляет, что поднимается какая-то чернь и требует от этого собрания санкции для расправы с нею, то, быть может, подавляющая часть эту санкцию даст. Но я не знаю, даст ли ее русский народ, революционная армия, пролетариат и трудовое крестьянство. (Аплодисменты слева.) Не будем играть в прятки. Разве есть сейчас кто-нибудь, кто доверял бы этому Правительству и Председателю Совета Министров» . Камков-Кац утверждал, что правительство своей тактикой подорвало свой кредит доверия, оно уже не опиралось ни на революционную армию, ни на трудовое крестьянство, ни на пролетариат. Против него поэтому восстала не чернь, а как раз сознательные элементы революционной демократии. Для предотвращения ужасов гражданской войны левыми эсерами предлагался единственный выход — создание однородной революционной демократической власти, «в которой не будет элементов, устраивающих демонстрации в честь Корнилова <...> Мы знаем, что Временное правительство стало игрушкой в руках Савинкова и тех, кто шел вместе с Корниловым. У нас нет гарантий, что за спиной Временного правительства, может быть, и самим Временным правительством не подготовляется контрреволюционный заговор (аплодисменты слева), и пока этой гарантии нет, гражданская война становится объективно неизбежной. Ясно, что Временное правительство, не пользующееся доверием страны, должно, наконец, уйти (аплодисменты слева). Нужно создать революционную демократическую власть, ответственную перед органами революционной демократии. (Аплодисменты слева.)»298

После Камкова-Каца трибуну занял министр труда К.А. Гвоздев. Он заявил, что имеет основание говорить от имени революционной

215

демократии, поскольку сам 20 лет был рабочим и делегирован во Временное правительство постановлением Центрального комитета партии социал-демократов меньшевиков, к которой принадлежал. В сложившейся ситуации Гвоздев призывал не играть с демократией, а защищать революционную демократию от всего, что говорилось тогда в стенах Предпарламента. Он не верил, что рабочий класс готов выйти на улицу и устроить беспорядки. «Я утверждаю, что рабочий класс на это не пойдет <.. .> Нельзя приписывать это движение сознательному рабочему классу». Меньшевиков-интернационалистов, активно мешавших ему говорить, он призывал ясно и четко определиться: с Троцким они или против него. «Если вы признаете, что государство должно быть, что должна все-таки остаться идея государственности, — вы должны бороться с тем, что происходит, именно с тем бунтарством, которое некоторыми проявляется. Если же вы этого не хотите сделать, скажите прямо, что вы с ними. Если вы считаете, что способы, которое избирает Правительство, неверны, укажите на них, но говорить в этот момент, что Правительство не пользуется доверием и что вся революционная демократия против Временного правительства, у вас решительно нет никакого основания. Вы не имеете права этого заявлять про сознательную часть рабочего класса, которого я не меньше вашего знаю». Речь министра труда вызвала аплодисменты всего зала, кроме интернационалистов.

Следующим выступил СИ. Гуревич-Дан, согласившийся со своим товарищем по партии министром труда Гвоздевым, что начавшееся выступление в Петрограде, способное приобрести «ужасные формы», нельзя считать движением революционного пролетариата и революционной армии в защиту свободы. «Нет, в массе своей рабочий класс на ту преступную авантюру, куда толкают его большевики, не пойдет. Для меня нет никакого сомнения, что та демагогическая агитация и невероятные поступки, которые позволили себе большевики, суть агитация и поступки преступного характера, направленные против революции. Меня не могут упрекнуть в том, что я с большевиками не борюсь.

Но, желая самым решительным образом бороться с большевизмом, я никогда не желал быть орудием в руках той контрреволюции, которая на подавлении этого восстания хочет сыграть свою игру. Для меня несомненно, что большевики использовали в своих интересах все несчастья, которые обрушились на нашу родину в демагогических целях в борьбе за власть. И в этом их политическое преступление».

Однако Дан считал, что бороться и предотвратить катастрофу можно было только принятием всеобщих мер к мирному разрешению конфликта. «Как бы ни окончилось завтра большевистское вос

216

стание, но если оно будет затоплено в крови и вооруженной рукой будет водворен порядок, то кто бы ни победил — правительство или большевики — на деле это будет торжеством третьей силы, которая сметет большевиков, правительство, демократию и революцию.

Если вы хотите выбить из-под ног большевизма ту почву, на которой он вырастает, как гнилой гриб, то надо принять ряд политических мер. Необходимо ясное выступление и правительства, и Совета республики, выступление, в котором народ видел бы: его законные интересы защищаются именно этим правительством и Советом республики, а не большевиками. Вот почему вопросы о мире, о земле и о демократизации армии должны быть поставлены так, чтобы ни у одного рабочего, и ни у одного солдата не было ни малейших сомнений, что по этому пути наше правительство идет твердыми и неуклонными шагами». Дан утверждал, что меньшевики не хотят никакого кризиса власти и готовы до конца защищать Временное правительство, дать возможность всей демократии сплотиться вокруг него, чтобы оно могло дать определенный ответ по всем больным вопросам, интересовавшим весь народ.

Дана сменил на трибуне Ю.О. Мартов, встреченный аплодисментами слева. Он заявил, что положение достаточно серьезно, чтобы продолжать заниматься сведением партийных счетов. «Здесь А.Ф. Керенским было сказано, что сейчас каждый должен выбирать, где ему встать. Мы, меньшевики-интернационалисты, категорически заявляем, что с корниловцами в одних рядах ни при каких условиях стоять не будем. Мы ни на минуту не прекращали и не прекратим указывать волнующейся солдатской и рабочей массе, а отнюдь не черни, что выступление, к которому их призывают, может быть только во вред революции. Слово министра-председателя, позволившего себе говорить о движении черни, когда речь идет о движении значительной части пролетариата и армии, хотя бы и направленным к ошибочным целям, являются словами вызова гражданской войны». Мартов считал, что та демократия, которая не участвовала в подготовке вооруженного выступления, не допустит осуществления планов людей, стремившихся воспользоваться положением, чтобы остановить развитие революции.

Интернационалисты не собирались оказывать правительству никакой поддержки, если оно немедленно не даст гарантии реализации насущных нужд народа. «Репрессии не могут заменить необходимости удовлетворения нужд революции. Должно быть сделано заявление, что Россия ведет политику немедленного мира, что земельные комитеты получат в свое распоряжение подлежащие отчуждению земли и что демократизация армии не будет приостановлена»299. В случае, если такие заявления были невозможны для правительства, то интернационалисты видели выход в

217

его реорганизации для избавления страны от ужасов гражданской войны.

Мартов утверждал, что громадная масса петроградских рабочих не стремилась тогда вооруженным выступлением решать вопрос о власти. Однако «бестолковая политика репрессий и необдуманные меры» могли, по его мнению, вызвать в массах отчаянное стремление принять участие в восстании, которого они не хотели. Ответные меры, которые правительство могло принять в чисто техническом смысле, не предотвратили бы назревающий острый социальный конфликт. Поэтому фракция интернационалистов призывала демократию сплотиться для принуждения официальных кругов, «управляющих от имени России», вести революционную демократическую политику и таким «единственным» способом предотвратить гражданскую войну.

После речи Мартова было принято предложение о прекращении прений и объявлен перерыв. Возобновив заседание после перерыва, председательствующий А.В. Пешехонов огласил две формулы перехода, поступивших к нему. Первая формула, или резолюция, внесенная народными социалистами, меньшевиками-интернационалистами, левыми социалистами-революционерами, социалистами-революционерами гласила:

«1. Подготовляющееся за последние дни вооруженное выступление, имеющее целью захват власти, грозит вызвать гражданскую войну, создает благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных контрреволюционных сил и неминуемо влечет за собою срыв Учредительного собрания, новую военную катастрофу и гибель революции в обстановке паралича, хозяйственной жизни и полного развала страны.

2. Почва для успеха указанной агитации создана, помимо объективных условий войны и разрухи, промедлением в проведении неотложных мер и потому прежде всего необходим немедленный декрет о передаче земли в ведение земельных комитетов и решительное выступление во внешней политике с предложением союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры.

3. Для борьбы с активным проявлением монархии и погромного движения необходимо немедленное принятие мер к их ликвидации и создание для этой цели в Петрограде Комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления и органов революционной демократии, действующего в контакте с Временным правительством».

Вторая формула перехода, внесенная партией кадетов и группой кооператоров, была такова:

«Временный совет Российской республики, выслушав сообщения министра-председателя, заявляет, что в борьбе с предатель

218

ством родины и дела революции, прибегнувшим перед лицом врага накануне Учредительного собрания к организации открытого восстания в столице, Временный совет окажет правительству полную поддержку, требует принятия самых решительных мер для подавления мятежа и переходит к очередным делам».

Затем слово взял представитель фракции казаков В.И.Аниси-мов и внес еще одну, третью по счету формулу перехода — от казаков: «Казачья фракция Временного совета Российской республики, выслушав объяснения министра-председателя и верховного главнокомандующего, полагает: 1) что обязанность каждого гражданина в столь тяжкую минуту, когда родине и свободе угрожают враги внешние и внутренние, защищать не щадя живота и родину и свободу; 2) что, так как большевики являются предателями родины, ибо своей преступной агитацией и своими мятежными выступлениями они разрушают боевую мощь Российской республики, что они же являются предателями свободы, усиливая анархию, уничтожая законность и порядок, подрывая этим доверие широких масс населения к самой идее демократических учреждений; 3) что ясные и тайные циммервальдисты являются пособниками большевиков и их преступной деятельности, ибо своей пропагандой укрепляют в воинских частях сознание, что граждане российские не обязаны защищать чести, достоинства и интересов России от врагов внешних; 4) что Временное правительство, проявив бездействие власти перед событиями 3-5 июля, проявило полную слабость власти после этих событий, проявив, наконец, снова бездействие власти перед событиями, готовыми ныне свершиться, является тем самым виновным в попустительстве большевикам, — ввиду выше изложенного, и не желая проливать казачью кровь, как это было 3-5 июля, без уверенности, что Временное правительство действительно решило раз и навсегда покончить с большевистским течением и освободиться в своей политике от влияния интернационалистов, казачья фракция заявляет, что готовые исполнять свой долг перед родиной и свободой, казаки, тем не менее, требуют от Временного правительства гарантии, что на этот раз никакого послабления большевикам не будет». Оглашение формулы перехода казаков вызвало аплодисменты и возгласы одобрения в центре и справа.

Далее на заседании Предпарламента выступил ряд ораторов по мотивам голосования. П.Б. Струве от имени группы представителей Московского совещания общественных деятелей присоединился к формуле перехода, вынесенной фракцией народной свободы и кооператорами. Эту же формулу перехода поддержал и М.В. Сизов от имени социалистов-революционеров оборонцев. Он, в частности, отметил: «Мне известны центростремительные стрем

219

ления крестьян, уже семь месяцев ожидающих, когда же правительство перейдет от слов к делу. Крестьянство не идет и не пойдет за большевиками, и контрреволюция ищет не там, где ее ищет товарищ Камков».

Сизов огласил резолюцию, принятую крестьянами-представителями земельных комитетов Совета крестьянских депутатов и волостных земских управ Петроградского уезда, собравшихся на совещание в тот же день, 24 октября. В документе выражался решительный протест против всяких попыток вооруженных уличных выступлений, от кого бы они не исходили. Утверждалось, что гражданская война привела бы только к торжеству реакции, нарушив процесс выборов в Учредительное собрание и поставив под угрозу все завоевания революции. «В этой войне, если она случится, крестьяне Петроградского уезда будут всецело на стороне действующего Временного правительства, — до тех пор, пока правомочный хозяин земли русской — Учредительное собрание — вместе с новым государственным порядком не даст России и новое правительство».

Выступившая следующей Л.И. Аксельрод к своему «великому прискорбию» намеревалась голосовать за резолюцию кадет и кооператоров. «Я нахожу, как социал-демократ, что земельный вопрос должен быть решен Учредительным собранием. Что же касается анархии, которая угрожает свободе, то она обязана своим ростом и развитием слабости Временного правительства. Поэтому пора стать на государственную революционную точку зрения и поддержать Временное правительство в его борьбе с большевистским мятежом. Этот мятеж должен быть подавлен во что бы то ни стало».

М.И. Гольдман от имени меньшевиков заявил, что значительная часть фракции хотя и не вполне удовлетворена формулой перехода, но считает необходимым единодушно голосовать за нее, так как с «анархическим движением», происходившим тогда на улицах Петрограда, могла справиться только демократия. Именно поэтому демократия должна была сохранять свое единство.

После этого Временный совет перешел к голосованию по внесенным формулам перехода. Формула левых была принята большинством 123 голосов против 102, при 26 воздержавшихся. За нее в большинстве своем голосовали обе группы социалистов-революционеров, меньшевики, меньшевики-интернационалисты, и в меньшинстве — вся правая часть зала. Воздержались народные социалисты, часть кооператоров, земцев и социалистов-революционеров, в том числе В.Н.Фигнер, Н.В.Чайковский и др.

Левые сопровождали результаты голосования шумными аплодисментами. Затем поступило предложение назначить вечернее заседание для голосования формулы перехода по вопросам внешней

220

политики, но предложение это значительным большинством было отклонено.

24 октября Предпарламент принял также резолюцию о создании «Комитета общественного спасения». В ней отмечалось, что готовившееся в последние дни революционное выступление, имевшее целью захват власти, грозило началом гражданской войны. Создавались «благоприятные условия для погромного движения и мобилизации черносотенных контрреволюционных сил», что неминуемо повлекло бы за собой срыв Учредительного собрания, новую военную катастрофу, гибель революции в обстановке паралича государственной жизни и полного развала страны.

Почва для успеха такой агитации была создана помимо объективных условий войны и разрухи, промедлением проведения неотложных мер. Именно поэтому, указывалось в документе, требовался немедленный декрет о передаче земель в ведение земельных комитетов, а во внешней политике — предложение союзникам провозгласить условия мира и начать мирные переговоры. Для борьбы с активным проявлением анархии и погромного движения предлагалось немедленное принятие мер к их ликвидации, создание для этой цели в Петрограде Комитета общественного спасения из представителей городского самоуправления, органов революционной демократии, действующего в контакте с Временным правительством300. Очередное заседание было назначено на среду, 25 октября, 11 часов утра.

На следующий день с утра в Мариинский дворец на заседание стали собираться члены Совета республики. Всего их собралось чрезвычайно мало, и заседание по этой причине в назначенное время не открылось. Между тем в начале первого часа дня к Мариинскому дворцу подошли несколько рот матросов гвардейского полка и Кескгольмского полка с броневиком и заняли все входы и выходы дворца. Караулы закрыли доступ к Мариинскому дворцу, куда был запрещен вход членам Совета республики. Комиссар Военно-революционного комитета вошел внутрь дворца и предъявил председателю Совета республики Н.Д.Авксентьеву требование о немедленном «очищении» дворца, причем распорядился, чтобы все служащие канцелярии немедленно оставили Мариинский дворец. Председателем Совета республики было созвано немедленное заседание Совета старейшин, которому он доложил о предъявленном ему требовании комиссара Военно-революционного комитета. Совет старейшин, «после некоторого обсуждения вопроса», единогласно постановил признать заседание несостоявшимся и даже не открывать его. Однако некоторые члены Предпарламента выразили крайнее недовольство этим решением и потребовали, чтобы вопрос о прекращении деятельности Совета республики был

221

поставлен на обсуждение общего собрания. В результате собрание было открыто и председатель сообщил о состоявшемся решении Совета старейшин Предпарламента.

После кратких прений решено было закрыть заседание, причем при голосовании выяснилось, что в зале заседания нет кворума. Некоторые члены Совета республики, не дожидаясь решения о прекращении заседаний, оставили Мариинский дворец. При выходе членов Предпарламента караул проверил у всех билеты, задерживая членов правительства, которые к тому времени оказались в Мариинском дворце. Так, например, были задержаны товарищ министра внутренних дел Авинов и бывший начальник канцелярии военного министра Стинуц, которые были отправлены в распоряжение Временного революционного комитета.

В то время как внутри дворца проходили прения о прекращении заседаний, бывший верховный главнокомандующий генерал М.В. Алексеев подошел к Мариинскому дворцу и захотел войти внутрь в качестве члена Совета республики, но караул запретил ему входить во дворец. Генерал Алексеев настаивал, что караул должен пропустить его как бывшего верховного главнокомандующего. Был вызван поручик, комиссар, которому генерал Алексеев также предъявил требование о пропуске его во дворец. Крайне взволнованный поручик заявил: «Ваше высокопревосходительство, вход во дворец строжайше запрещен и я не имею права вас сюда пропустить, так как в ближайшие минуты может оказаться необходимость принятия самых энергичных и решительных мер»301. Алексеев, тем не менее, продолжал настаивать на своем праве быть во дворце, где находятся другие члены Временного совета республики, и ушел только после того, как ему было заявлено, что все члены Совета республики разводятся, поскольку принято решение о прекращении его занятий. Через несколько минут вышел другой офицер и, узнав о том, что несколько минут назад там был генерал Алексеев, выразил сожаление по поводу того, что он не был арестован. Уже к часу дня все члены Предпарламента покинули Мариинский дворец.

25 октября 1917 г. Совет старейшин Предпарламента подготовил постановление о вхождении в состав Комитета общественной безопасности, утверждавшее, что Временный совет Российской республики не прекратил своей деятельности, лишь временно прервав ее ввиду невозможности в сложившейся обстановке созывать общие собрания и вести правильные занятия. Признавалось необходимым вхождение в Комитет общественной безопасности всем составом Совета старейшин. Председателю Временного совета Российской республики поручалось обратиться от имени совещания с воззванием к населению по поводу создавшегося положения в

222

столице. Предполагалось сообщить всем членам Предпарламента о состоявшемся постановлении Совета старейшин с просьбой не разъезжаться в связи с принятием постановления о необходимости созыва Совета республики при первой же возможности302.

12 комиссий Предпарламента

10 октября 1917 г. на втором пленарном заседании Предпарламента было принято решение об образовании 12 комиссий: личного состава; по наказу; распорядительной; по обороне; по иностранным делам; по выработке мер для укрепления республиканского строя и борьбы с анархией и контрреволюцией; по урегулированию государственного хозяйства и труда; контрольно-финансовой; продовольственной; земельной; по национальному вопросу; редакционной. Они формировались из числа членов Совета республики для предварительной подготовки внесенных на обсуждение Предпарламента дел и вопросов. За основу был принят порядок комплектования комиссий, предложенный Советом старейшин. В спешном порядке на заседании 10 октября было решено произвести выборы в комиссии личного состава, по наказу и обороне. Выборы и довыборы в различные комиссии проходили 10, 12, 13, 16 и 18 октября.

В обстановке продолжавшейся войны, до предела обострившей все проблемы страны, важнейшее значение приобретала деятельность Комиссии по обороне. К ее ведению относились вопросы, связанные с организацией армейского и флотского самоуправления, командного состава, центрального управления — Военного совета, Адмиралтейств-совета, Генерального штаба, а также уставы, меры к поднятию боеспособности и дисциплины армии в тылу и на фронте. В сфере ее компетенции были также вопросы по составу и комплектованию армии (частичное сокращение армии, состояние подготовительных работ к демобилизации и пополнению армии, взаимоотношение действующих частей и запасных частей, национальный принцип пополнения, добровольчество, материальное обеспечение личного состава армии). Комиссия ведала снабжением армии (система, органы и положение снабжения, состояние промышленности, работающей на оборону, транспорт), обсуждением военного положения, вопросом об эвакуации Петрограда303.

Первое заседание Комиссии по обороне Временного совета Российской республики состоялось 10 октября 1917 г. Оно проходило в закрытом режиме, вечером — с 20 час. 30 мин. до 22 час. 30 мин. На заседании присутствовали члены комиссии, члены Совета республики, министр-председатель и верховный главнокомандующий А.Ф. Керенский, представители ведомства и верховного командования304.

223

Председателем комиссии был избран С.Ф. Знаменский, товарищами председателя — А.И. Шингарев и М.И. Скобелев, секретарем — Б.В. Безобразов и товарищем секретаря — И.П. Демидов305. Предмет занятий этого заседания состоял в разъяснении представителей Временного правительства и верховного командования о военном положении России, которые они обещали дать именно на заседании Комиссии по обороне. Начиная работу, председатель комиссии заявил, что заседание является закрытым и поэтому никакие сообщаемые на нем сведения не подлежали ни оглашению, ни разглашению.

Выступивший первым помощник начальника штаба верховного главнокомандующего Вырубов сообщил ряд данных о настроении армии и моральном ее состоянии, основанных на донесениях комиссаров. На Северном фронте, по его сведениям, положение армейских организаций было тяжелым: солдаты нервничали, хотели мира, активно действовала большевистская пропаганда. Резолюции различных организаций в стране солдаты воспринимали как решения о заключении мира, умеренно-социалистические органы печати признавались контрреволюционными и буржуазными. Были случаи избиения командного состава, угрозы и отказы исполнения боевых приказов, препятствия стрельбе российской артиллерии, выставление пулеметов против казаков и т.д.

Начальник штаба верховного главнокомандующего генерал-лейтенант Н.Н.Духонин в своем докладе отметил, что оздоровление армии возможно только с выздоровлением страны. Вместе с тем он утверждал, что силы противника несомненно подорваны и войска его истощены, доказательство тому — его попытки к братанию.

Вопрос о продовольствии стоял чрезвычайно остро. Подвоз и запасы муки, крупы, зернового фуража систематически уменьшались. Паек был сокращен до 3 фунтов хлеба на человека и 6 фунтов зерна на лошадь, что вызывало недовольство. Положение продолжало ухудшаться, что приводило к выводу о необходимости принятия чрезвычайной меры — сокращения численности армии.

С вещевым довольствием дела обстояли более благоприятно, считал генерал-лейтенант Духонин, хотя проблемы тоже были. Например, почти совершенно прекратился приток пожертвований из тыла теплыми вещами, являвшийся большим подспорьем для армии.

Ухудшилось состояние железнодорожного транспорта, находившегося в зависимости от трех важнейших факторов. Во-первых, через демаркационную линию, отделявшую фронт от тыла, поступало значительно меньше вагонов, чем в 1916 г. (в августе 1916 г. — ежедневно 6600 вагонов, в августе 1917 г. — 3700 вагонов), крайне замедлилась погрузка и в результате общая работа полевой сети

224

железной дороги понизилась на 42%; особенно ухудшилось положение за два последних месяца. Во-вторых, сократился ремонт подвижного состава вследствие падения производительности труда и недостатка металлов. Число неисправных паровозов составляло 24%, и эта цифра постоянно возрастала. В-третьих, ежемесячная потребность армии в топливе составляла 52 млн пудов, а в летние месяцы эта цифра достигла лишь 36 млн пудов306.

Суммируя изложенные соображения, генерал Н.Н. Духонин пришел к выводу о необходимости сокращения численного состава российской армии. В ходе проводившегося уже увольнения людей четырех старших возрастов армию покинули 277 тыс. человек. Впоследствии, с производством нового набора, предполагалось определить численность армии в 5,5 млн человек. «Третьеочередные дивизии будут расформированы, и состав их направлен на пополнение; дальнейшее же уменьшение наших боевых сил невозможно, предпочтительнее сократить общественные организации.

Количество лошадей в армии равняется 1892 ООО, некомплект составляет 298 300 голов. Что касается недостатков в боевом снаряжении, то наиболее серьезные из них это гаубицы, которые мы рассчитываем получить к весне, а также ружья и пулеметы; в этом

407

отношении союзники продолжают оказывать нам помощь»0  .

В ряду мер, направленных к оздоровлению армии, кроме необходимого сокращения ее численного состава, Духонин отметил также разгрузку тыла, сокращение ополченческих частей, сбор дезертиров и подготовку их, создание прочных боевых частей, поднятие дисциплины, разработку уставов, тактическую подготовку, активную деятельность различных комитетов и комиссаров. Он заявил, что в армии, несомненно, «еще есть здоровые элементы, настоящие воины, любящие свою родину — и они спасут ее, если она сама не забудет о них»308.

Выслушав сообщение начальника штаба верховного главнокомандующего, члены Военной комиссии и некоторые члены Совета республики — В.Д.Набоков, А.И.Чайковский, Н.Е.Терлец-кий, В.В.Чихачев, А.С. Зарудный, В.А. Плансон, В.А. Смороди-нов, А.В. Трохин, А.И. Шингарев, М.И. Скобелев, Ф.И. Родичев, А.Д. Малевский, Я.Б. Печерский, М.Е. Березин, А.В. Бильдзюке-вич, Н.А. Фомин, П.П. Дмитренко, В.И. Сизиков, И.М. Баженов, В.Д. Самсонов, Г.Н. Сухарьков — задали представителям военного ведомства ряд вопросов. Особенно выделился Чайковский, обеспокоенный перспективой сокращения общественных организаций в связи с частичной демобилизацией армии. Отметив заслуги последних в самоотверженной работе на нужды войны, он заявил, что общественные организации продолжали развивать свою деятельность в пределах старых, дореволюционных кредитов, не требуя

Vi 15. Руднева СЕ. 225

их увеличения, и высказался за предоставление Военной комиссии разъяснений по этому вопросу.

Отвечая на поступившие вопросы, генерал-лейтенант Духонин заявил, что настроение австрийской армии значительно хуже германской, в которой, благодаря последним успехам на фронте, отмечался подъем. Ожидалось, что с наступлением холодов настроение немедленно ухудшится. Отмечалось, что на германском флоте неблагополучно. Общественные организации предполагалось не уничтожать, а только, ввиду крайней необходимости, подвергнуть сокращению. Больным вопросом считалось поведение тыловых частей, но он имел отношение, главным образом, к районам тыла; в качестве наиболее действенного средства предлагалось расформирование анархически настроенных частей.

Генерал-лейтенант Духонин в ответ на заданные вопросы заявил также, что меры против преступной агитации в армии давно уже были обнародованы и проводились в жизнь; преследовались всякие призывы к насилию, неисполнению боевых приказов, дезорганизации; преступные органы печати закрывались. Лучшими мерами борьбы правительство считало поднятие морального и экономического состояния армии. Констатировалось, что армия разбита общественными делами и не встречает помощи извне. Для упорядочения тыловых частей предусматривалась более тесная связь их со своими действующими фронтовыми частями, которые имели бы контроль над ними и влияли бы на них оздоровляюще. Некоторые, особенно провинившиеся части, и вовсе собирались расформировать.

Реорганизация запасных полков уже была предпринята; расформированные тыловые части передавались сначала в маршевые роты, затем направлялись прямо в окопы. Указание генерала М.В. Алексеева и других членов Совета республики на то, что с увольнением солдат старших возрастов армия потеряет опытных унтер-офицеров, Духонин находил вполне правильным, но считал, что эта мера была вызвана крайней необходимостью и поэтому неизбежна. Такой причиненный вред намеревались компенсировать подготовкой за зиму новых кадров унтер-офицеров, а также тем, что тогда сверх комплекта числилось 12 тыс. офицеров, и это число должно было еще расти.

В заключении заседания военный министр генерал А.И. Верховский сообщил о том, что волна анархии растет повсюду. Предстояла поистине титаническая работа во всех частях армии. Он говорил о необходимости карательных мер, применении вооруженной силы, но считал, что эти меры должен был санкционировать Совет республики. Отмечалось, что одним насилием бороться, тем не менее, нельзя. «Нужно улучшить экономическое положение солдат, кор-

226

мить их лучше и, главное, воздействовать на его психику. Весь ужас в том, что солдат не знает, за что он воюет и в этом заключается пропасть между офицерами и солдатами. Если не будет уничтожена эта преграда, дело безнадежно»309.

На этом же заседании Комиссия по обороне признала желательным пополнить ее состав двумя представителями флота, о чем председатель комиссии С.Ф. Знаменский проинформировал председателя Предпарламента Н.Д. Авксентьева3'0. Довыборы состоялись 13 октября 1917 г., и в Комиссию по обороне вошли два представителя Всероссийского военного флота — П.И. Клименко и И.М. Баженов311.

Участники заседания остались не вполне довольны состоявшимся обсуждением и подготовили перечень вопросов, на которые представителями военного ведомства не были даны объяснения в заседании Комиссии по обороне 10 октября: «1. В каком отношении отразится на сокращении численного состава войск на фронте и в тылу предпринятое Военным министерством освобождение от службы солдат призывов 1895, 1896, 1897 и 1898 гг. 2. Ведется ли нашим противником агитация на фронте о скорейшем заключении мира при помощи летательных аппаратов. 3. Достаточно ли разработан вопрос о частичной демобилизации и не отразится ли она на состоянии технических частей. 4. Не представляется ли целесообразным отказаться от призыва в войска белобилетников. 5. Как велико количество запасных частей. 6. Обращается ли внимание на установление порядка среди тыловых частей и прекращение торговли на улицах солдатами различными предметами. 7. Как отражается на численном составе войск наблюдаемое за последнее время массовое увольнение солдат по болезни; восполняется ли происходящая от сего убыль соответствующими пополнениями. 8. Принимаются ли и какого именно характера меры к прекращению агитации среди войск о скорейшем заключении мира»312.

На заседании, прошедшем 11 октября, Комиссия по обороне признала желательность «предварительного выслушания общим собранием Совета сообщения министра-председателя по вопросу об эвакуации Петрограда»313, предложив сначала обсудить этот вопрос в срочном порядке в Комиссии по обороне, в присутствии представителей Временного правительства. Для этого было назначено заседание комиссии на 12 октября в 8 часов вечера. С.Ф. Знаменский, сообщая об этом решении Н.Д. Авксентьеву, просил его предложить общему собранию Совета республики поручить Комиссии по обороне срочно рассмотреть этот вопрос и представить по нему свое заключение общему собранию Предпарламента314.

12 октября Комиссия по обороне на своем заседании обсуждала вопрос об эвакуации Петрограда. С подробными разъяснениями

выступили верховный главнокомандующий и министр-председатель А.Ф.Керенский, морской министр адмирал Д.Н.Вердеревский, начальник генерального штаба генерал-лейтенант Н.Н.Духонин, помощник военного министра генерал М.П. Якубович и особоуполномоченный по разгрузке Петрограда министр государственного призрения315. Министр-председатель категорично заявил, что вопрос об эвакуации Петрограда был возбужден Временным правительством отнюдь не ввиду сложившейся обстановки на фронте, так как она не могла быть признанной непосредственно угрожавшей Петрограду. Временное правительство, признав недопустимой сдачу Петрограда неприятелю, принимало все необходимые меры и готовилось самым энергичным образом к его обороне.

Вопрос об эвакуации Петрограда возник в связи с предположением созыва Учредительного собрания в Москве в целях обеспечения, с одной стороны, более правильной постановки и проведения в жизнь мер обороны Петрограда, и с другой — более планомерной и спокойной работы Учредительного собрания. Созыв Учредительного собрания в Москве должен был повлечь за собой и перевод в Москву правительственных учреждений и переезд самого правительства, но тогда этот вопрос был отложен. Учредительное собрание было решено созвать в Петрограде.

Тем не менее Временное правительство, решив остаться в Петрограде до последней возможности, признало необходимым срочно принять меры к разгрузке правительственных учреждений, чтобы в случае необходимости, в связи с ухудшением положения на фронте, иметь возможность успешно провести экстренную эвакуацию как Временного правительства, так и Учредительного собрания в Москву. На заседании, выслушав разъяснения представителей Временного правительства, комиссия перешла к общим прениям. Был выработан план работ Комиссии по обороне, включавший в себя рассмотрение вопросов о положении на фронтах, организации, комплектовании и снабжении армии, транспорта316.

В Комиссию по обороне поступали различные документы, обращения, просьбы. В частности, Постановление Московского совета офицерских депутатов, принятое на заседании 12-го октября 1917 г., направленное в защиту офицеров русской армии. Морально-правовое и материальное положение было названо совершенно невыносимым. Отмечалось, что только исключительная сила духа, проявленная офицерами, истинная любовь к родине, присущая им сдержанность и глубокое правильное понимание тяжкого положения государства позволяли до этого честно и безропотно выполнять свой долг. «До сего времени никто не пришел на помощь офицерам. Временное правительство, не скупясь после 18 июня на всевозможные восхваления офицеров, ни разу не пере-

228

шло от слов к делу. Положение офицеров ухудшается с каждым часом, офицеры изнемогают. Мы предупреждаем Временное правительство, что в тот день, когда офицерство падет в непосильной борьбе с анархией, наступит полное крушение военной мощи России, а вместе с тем и гибель России как государства. Временное правительство, вся организованная демократия, должны твердо стоять на той точке зрения, что вне боевой мощи армии не может быть и речи об укреплении завоеваний революции и о самом существовании Российской республики. Из сопоставления этих двух положений само собой вытекает, что улучшение участи офицеров, в широком смысле этого слова, является вопросом государственной важности и необходимости. Настал момент, когда

417

молчать преступно...»°"

Поэтому Московский совет офицерских депутатов от лица офицеров, военных врачей и чиновников военного гарнизона заявляли, что постоянные сообщения о возмутительных фактах насилия, чинимых над офицерами, вплоть до их организованного расстрела, порождало в массах уверенность в безнаказанности, что ставило офицеров вне закона. Они требовали, чтобы все преступления против человеческого достоинства, чести, жизни и здоровья офицеров, в виде самосудов толпы или преступлений отдельных лиц, карались немедленно самым суровым образом, с опубликованием для всеобщего сведения о карах, постигших виновных.

В постановлении выражался протест против увольнений, следовавших как по личной инициативе высшего начальства, так и вследствие «аттестации» офицера комитетами. И то, и другое противоречило п. 18 декларации прав солдата. Офицеры требовали исполнения закона всеми, считая, вместе с тем, недопустимым вмешательство комитетов при назначении и смещении офицеров.

Отмечалось далее, что начальники всех степеней не знали, где начинались их права и кончались обязанности; не знали этого и войсковые организации. По этой причине нельзя было требовать ни от кого служебной ответственности, что являлось одним из главных препятствий к восстановлению боевой мощи армии. Московский совет офицерских депутатов требовал, чтобы сфера компетенции была точно разграничена законом и установлена ответственность комитетов за превышение власти и невыполнение возложенных на комитеты обязанностей. «За последнее время все чаще и чаще мы наталкиваемся на демагогические приемы и политическую нечестность некоторых лиц из высшего командного состава, рассчитанные на популярность среди солдат и их организаций и тем самым роняющие собственное достоинство этих лиц и дискредитирующие авторитет офицеров. Мы обращаем внимание Временного правительства на это прискорбное явление и заявляем, что и против

15. Руднева СЕ.

229

этого разлагающего армию начала мы будем также бороться всеми силами»318.

Многое из допускавшегося в военной среде со ссылкой на декларацию прав этим документом не предусматривалось, — констатировали офицеры, — и, наоборот, многое, предусмотренное этой декларацией, в жизни не применялось. Требовалось также срочное улучшение материального положения офицеров, военных врачей, военных чиновников и военного духовенства.

Глубокую тревогу Московского совета офицерских депутатов вызывали также сведения о бедственном положении российских военнопленных, об унижениях, которым подвергал их так называемый «культурный» враг. При этом правительства союзных России государств сумели позаботиться об участи своих военнопленных и немцы серьезно считались с их требованиями, так как неисполнение какого-либо из этих требований вызывало немедленные репрессии по отношению к военнопленным немцам. «Ничего подобного до сего времени у нас не замечалось. Русские военнопленные являются какими-то париями, пред лицом всего мира отданными на поругание жестокосердному врагу. Уважающий себя народ не может бросать на произвол судьбы своих сынов, которых постигла военная неудача. В частности, офицерский корпус не может не чувствовать долю своей ответственности пред военнопленными офицерами. Мы требуем, чтобы и на эту темную сторону нашей революции было обращено самое серьезное внимание»319.

Временному правительству Совет офицерских депутатов предлагал немедленно образовать при Министерстве иностранных дел особый отдел, который занялся бы исключительно выяснением вопросов о положении российских военнопленных и способов облегчения их участи, в особенности раненых военнопленных. Говорилось об обязательном приглашении в этот отдел представителей офицерских выборных организаций, врачей, офицеров из бывших военнопленных.

Московский совет офицерских депутатов широко огласил свое постановление среди офицеров действовавшей армии и тыла, призывая к более тесному сплочению и созданию прочной организации. Только сильное своей организованностью офицерство могло воплотить в жизнь все пожелания, изложенные в этом постановлении и имевшие конечной целью спасение армии и страны. Исходя из положения, что офицерство является носителем идеи государственности, организация предупреждала, что его справедливые требования обращались исключительно к политическому разуму, совести и чувству справедливости Временного правительства. Сами же офицеры, напрягая последние остатки своих сил, намеревались до конца оставаться гражданами, верными своему долгу0 .

230

Постановления Московского совета офицерских депутатов вызвало живые отклики в армейской среде. Так, например, 17 октября в Совет Российской республики поступила телеграмма от общего собрания офицеров 220-го пехотного запасного полка. Обращаясь к Временному правительству, они всецело поддерживали предложения о необходимости улучшения материального и морального положения офицеров русской революционной армии, высказанные в постановлении Московского совета офицерских депутатов321. Комиссия по обороне выработала подробный план работ. Готовилось обсуждение положения на фронтах, организации армии, состава и комплектования армии, снабжения ее, состояния промышленности, работавшей на оборону, и транспорта, а именно военных

499

перевозок0".

13 октября в канцелярию Временного совета Российской республики поступило письмо, в котором походный штаб морского министра, по приказанию министра, просил присылать контр-адмиралу Д.Н. Вердеревскому сведения о порядке дня пленарных заседаний Совета республики и комиссий, особенно комиссии по обороне, заблаговременно, желательно не позднее суток до дня заседания323. Приняв к сведению это пожелание, 16 октября Комиссия по обороне, за подписью ее председателя С.Ф. Знаменского, отправила морскому министру Вердеревскому уведомление о заседании Комиссии по обороне, назначенном на вторник, 17 октября, в 5 часов дня (Мариинский дворец, комн. № 18). Предусматривалось обсуждение вопроса об эвакуации правительственных учреждений Петрограда. Ввиду этого морского министра просили не отказать командировать на указанное заседание представителя вверенного ему министерства324. Аналогичные уведомления были отправлены также министру труда К.А.Гвоздеву325, министру торговли и промышленности А.И. Коновалову326 и др.

Во Временный совет Российской республики и, в частности, в Комиссию по обороне продолжали поступать весьма неутешительные сообщения о настроениях в армии. Так, 14 октября в телеграмме Исполнительного комитета Совета выборных организаций Особой армии, за подписью председателя Исполнительного комитета Яковлева, поддерживалась резолюция Исполнительного комитета Пятой армии о царящей в стране анархии, болезненно отражавшейся на боеспособности армии.

В то же время Исполнительный комитет Особой армии считал, что сильную власть для борьбы с разрухой и анархией мог создать только фронт, фактически выдерживавший всю тяжесть и ответственность за будущее государства, пока еще представлявший действительно реальную силу, способную вывести страну из создавшегося крайне тяжелого положения.

Отмечалось, в частности, что волнения в боевых частях происходили и оттого, что правительство и командный состав в ходе переформирования армии совершенно не считались с армейскими организациями, которые в силу своего соприкосновения со всеми сторонами боевой, технической, хозяйственной, политической, моральной жизни армии могли бы сыграть весьма существенную роль в деле целесообразного и безболезненного проведения в жизнь намеченных реформ. Это, в свою очередь, предотвратило бы дальнейшее разложение армии.

Учитывая эти доводы, Исполнительный комитет Особой армии требовал все назначения на командные должности производить с согласия Комитета и проводить через его политический отдел. Обо всех оперативных делах в пределах армии следовало осведомлять особую оперативную комиссию, выделенную из членов Исполнительного комитета, которой предоставлялось право выносить свои возражения в вопросе о порядке и технике расформирования полков. В телеграмме также выражалось требование о передаче на немедленное рассмотрение комитетов вопроса о пополнении, который следовало решать, используя запасные полки, находившиеся в районе армии. Все эти проблемы планировалось обсуждать в армейском комитете. Необходимым признавался также созыв Совещания представителей комитетов действовавших армий и флотов для объединения действий всех войсковых организаций327.

16 октября Комиссией по обороне была получена резолюция полкового комитета 482-го пехотного Жиздринского полка. В ней говорилось: «Полковой комитет 482-го пехотного Жиздринского полка, заслушав доклад о положении в тылу и резолюцию вьючной пулеметной команды, находит, что, во-первых: беспорядки и полная дезорганизация тыла привели к тому, что наши отцы, матери, жены и дети вскоре будут обречены на голодную смерть; во-вторых: усиливающаяся разруха транспорта, недостаток продовольствия и плохая распорядительность властей, ведающих делом снабжения фронта, ставят и нас в такое же положение; в-третьих: прошедшие события с полной ясностью доказали, что ни одно сословие граждан нашей молодой республики не оказалось на высоте положения. Все охраняли свои собственные интересы, заботясь о сохранении своей жизни и своего кармана. В своих эгоистических стремлениях они совершенно позабыли о задачах революции и о нас, фронтовиках, четвертый год защищающих их жизнь, имущество и свободу. Богатейшие люди, которым война приносит лишь одни выгоды, перестали и помышлять об ее окончании. Жертвы, кровь и голод сделались обыденными для них вещами, как будто так и должно быть. В-четвертых: запасные части тыла, в силу тех же условий, отказываются вести правильные занятия и не дают нам пополне

232

ния, вследствие чего вся тяжесть обороны падает на нас, уставших и измученных за три года. В-пятых: на молодую, неокрепшую демократию сыпятся удары и справа и слева. Одни борятся за власть, другие им противодействуют. Все забыли о положении страны и не могут умерить своих алчных аппетитов к наживе. Никто не хочет поддержать народную власть ни своей жизнью, ни своим состоянием. В-шестых: вследствие разгоревшихся страстей внутри страны, вспыхнувшая было борьба за мир совсем затихла, поэтому и во всех странах перестали говорить о мире, поэтому Стокгольмская конференция сорвана стараниями империалистов всех стран, поэтому и теперь отсрочена конференция союзников, ибо все прислушиваются к тому, что скажет русская революция.

На основании вышеизложенного и, не желая скрывать от всей демократии и нашего Правительства правды о нашем настроении, мы заявляем, что во-первых: дело защиты страны есть дело не одних фронтовиков, а всей России от мала до велика. Все должны нести жертвы и не должно быть привилегированных; во-вторых: должны быть приняты все меры к обеспечению фронта всем необходимым; в-третьих: для того, чтобы измученный истощенный фронт знал, что война не продлится ни одного лишнего дня, Временное правительство и революционная демократия должны приложить все усилия к скорейшему заключению мира. В-четвертых: интересы трудового народа требуют незамедлительного созыва Учредительного собрания, которое даст ему Землю и Волю. В-пятых: если вышеозначенные меры не будут проведены в жизнь и мир не будет в самом скором будущем заключен по вине малодеятельно-сти Временного правительства, то мы за себя и за целость фронта не отвечаем. А пока будем стоять на страже родины и революции, надеясь на то, что Правительство и общество услышат наш голос».

Резолюция была принята единогласно и подписана председателем полкового комитета штабс-капитаном Климовым.

Телеграммы, резолюции, документы подобного рода продолжали поступать из действующей армии в Петроград министру-председателю Временного правительства, Председателю Временного совета Российской республики практически ежедневно. 17 октября поступила телеграмма от комиссара Временного правительства при 2-м гвардейском сибирском армейском корпусе Двигубского. Он утверждал, что действующая армия брошена и забыта страной, предоставлена собственной участи. Армия подвергалась тяжким лишениям, испытывая острую нужду в хлебе, фураже, обуви, теплой одежде, пополнениях. «Знает ли об этом правительство, знает ли об этом Россия: впервые за эту войну полевые хлебопекарни не работают по несколько дней подряд за неимением муки, а офице

233

ры, солдаты на передовых позициях не могут нести боевой службы из-за отсутствия обуви. Конский состав, не получая фуража, дошел до такого состояния, что ни один батарейный командир не ручается за то, что его лошади вывезут орудия в случае необходимости совершить передвижение вне шоссейных дорог»328. Солдаты спрашивали командиров, почему, если в тылу все ходят обутые, офицеры и солдаты, мерзшие в сырых окопах, своей жизнью и кровью отстаивавшие родную землю, должны были ходить босые; почему всю тяжесть боевой службы нес на своих плечах малочисленный состав строевых частей, при том, что все города государства российского были битком набиты солдатами.

Двигубский писал, что армия раньше просила обратить внимание на эти проблемы. Теперь же она настойчиво требовала прекращения преступной бездеятельности тыла, принятия чрезвычайных мер для обеспечения войск на фронте обученными пополнениями, хлебом, фуражом, обувью и теплыми вещами. «Как строевой начальник, ответственный за успех боевого дела на фронте, я считаю своим долгом доложить Временному правительству, что разруха в деле снабжения армии порождает в войсковых массах глубокое недовольство, переносимое массой на командный состав и войсковые организации, бессильные что-либо сделать. Эта разруха неудержимо ослабляет в массе доверие к Временному правительству и создает крайне благоприятную почву для преступной агитации против правительства и воины»   .

Таким образом, комиссар Временного правительства при 2-м гвардейском сибирском армейском корпусе Двигубский и командир 2-го сибирского армейского корпуса генерал-лейтенант Новицкий считали, что пригодность армии к продолжению войны находится в смертельной опасности. Тыл, увлеченный корыстными или политическими соображениями, не имел права забывать о фронте, если только крупномасштабная диверсия не была составной частью осуществлявшейся программы. «Полуголодная армия без сапог и одежды, быстро таящая от пуль снарядов и болезней, эта армия обречена на гибель»330.

18 октября Комиссия по обороне Временного совета Российской республики от имени ее председателя направила военному министру А.И. Верховскому, морскому министру Д.Н. Вердеревско-му, министру торговли и промышленности А.И. Коновалову, министру путей сообщения А.В. Ливеровскому, министру продовольствия С.Н. Прокоповичу приглашения на заседание комиссии, назначенное на четверг 19 октября, в 4 часа дня (Мариинский дворец, комн. № 18). Предполагалось обсуждение следующих вопросов: избрание комиссии по эвакуации и разгрузке города Петрограда; обсуждение мер к поднятию дисциплины в армии, на фронте и в

234

тылу; текущие дела . Кроме того, военному министру Верховско-му для сведения препровождался план работ Комиссии по обороне, установленный 17 октября. Председатель комиссии С.Ф.Знаменский просил также военного министра доставить в его распоряжение к этому заседанию все разработанные военным ведомством законопроекты, относившиеся к вопросам, затронутым программой работ комиссии, а также все имевшиеся в ведомстве по этим вопросам материалы, в том числе и материалы совещания, прошедшего в Могилеве в последних числах сентября332.

18 октября 1917 г. Председателю Временного совета Российской республики Н.Д. Авксентьеву по приказу военного министра был препровожден проект постановления Временного правительства о дисциплинарной ответственности военнослужащих и программа мероприятий по поднятию боеспособности армии к весне 1918 г.333 Однако уже на следующий день, 19 октября, военный министр просил канцелярию Совета республики возвратить секретную переписку за № 104, адресованную на имя председателя Временного совета (о дисциплинарной ответственности и мероприятия по поднятию боеспособности армии к весне 1918 г.). Было обещано вернуть переписку после снятия копии   .

Отнюдь не все армейские комитеты поддержали созыв съезда Советов, направляя телеграммы протеста председателю Совета республики, в ЦИК Совета рабочих и солдатских депутатов и Петроградский Совет. В частности, армейский комитет XI армии в телеграмме от 20 октября 1917 г. называл созыв съезда Советов крайне несвоевременным, отметив, что «посылка делегатов армии на съезд стала бы участием в возможном срыве Учредительного собрания»335, против чего армейский комитет XI армии считал необходимым бороться всеми силами.

Аналогичную позицию занял съезд полковых бригадных и дивизионных крестьянских депутатов Седьмой армии. Обсудив попытку помешать организационному стремлению широких народных слоев и своевременному созыву Учредительного собрания путем привлечения и призыва их к участию во Всероссийском съезде Советов солдатских, рабочих и крестьянских депутатов, представители Седьмой армии сочли «вредным в настоящий предвыборный период как самое осуществление этого съезда Советов, так и те лозунги и демонстрации, которыми этот съезд сопровождается, и категорически заявляли, что предстоящий съезд Советов не может и не должен получить того значения, которое ему желают придать крайние левые группы демократии»336. Полнота власти в Российской республике, по мнению депутатов Седьмой армии, высказанному в телеграмме от 21 октября, должна была принадлежать не съезду Советов, а первому российскому Учредительному

235

собранию. По этой причине Съезд полковых, бригадных и дивизионных крестьянских депутатов армии отказывался принять участие в съезде Советов, «подобно тому, как это сделало большинство армейских комитетов» и, в согласии с решением исполнительного комитета Всероссийского совета крестьянских депутатов, призывал «товарищей солдат приложить всю энергию, все старания, чтобы широко и полно проявилось их участие в выборах в Учредительное собрание»337, которому вручалось бремя разрешения всех великих и трудных задач, выдвинутых революцией и тяжелой войной.

В таком же ключе высказалось 21 октября по этому вопросу и пленарное заседание армейского комитета 10-й армии совместно с представителями корпусных и дивизионных комитетов. Обсудив вопрос о созыве съезда Советов на 25 октября, в тяжелый и ответственный момент, когда все силы демократии должны были направляться к одной главной цели — созыву в назначенный срок Учредительного собрания, требовавшего колоссального напряжения энергии всех сознательных элементов на местах, которыми располагала армия, действующая армия и Исполнительный комитет крестьянских депутатов высказались против съезда Советов по причине его несвоевременности338. Отмечалось, что в период горячей предвыборной компании ЦИК «лишь по формальным соображениям, под известным давлением определенной группы демократии вынужден созвать этот съезд»339. Отстаивая полезность и необходимость съезда Советов вообще, пленарное заседание 10-й армии сочло, что такой несвоевременный съезд Советов, созывавшийся помимо воли и без надлежащего представительства действующей армии, являлся неправомочным, и предложило всей демократии, оставаясь на своих местах, вести энергичную удвоенную работу по подготовке к Учредительному собранию. Съезд Советов предлагалось отсрочить до окончания выборов в Учредительное собрание.

22 октября армейский комитет 9-й армии, заслушав телеграмму ЦИК об открытии Совета республики, призывал Предпарламент приложить все усилия к созыву в назначенный срок Учредительного собрания, к признанию Временным правительством программы мира российской демократии, определенной в Наказе ЦИК М.И. Скобелеву, своей официальной программой. Армейцы считали, что Совет республики должен был обеспечить ответственность власти перед ним до открытия Учредительного собрания, подготовить наиболее важные и необходимые в интересах демократии законопроекты для внесения их в первую очередь в Учредительное собрание. В случае проведения всех этих мероприятий с решительностью, Совету республики армейским комитетом была обещана самая активная поддержка.

236

В адрес Совета республики и ЦИКа поступало также значительное количество телеграмм и обращений, направленных против Предпарламента. Так, например, 19 октября пленарное заседание Советов р. и с. депутатов Верхнянского района, обсудив вопрос о поддержке Совета республики, вынесло следующую резолюцию: «Искусственно сфабрикованному Временным правительством, совместно с контрреволюционной буржуазией, учреждению, которое создано для борьбы с революцией и органами ее, Советы рабочих и солдатских депутатов никакой поддержки оказать не могут. Только съезд Советов явится действительным выразителем воли революционной армии рабочих, солдат и крестьян, только ему наше доверие и поддержка»04".

22 октября в телеграмме из Омска Западный Сибирский областной комитет сообщил, что «находит делегирование демократии на Парижскую конференцию своего делегата в условиях настоящего момента нецелесообразным, не имеющим никаких практических последствий в пользу демократического мира. Вопрос о мире может решить сама демократия союзных и воюющих стран, а не их империалистические правительства»341. В телеграмме выражалась также убежденность в том, что съезд Совдепов даст толчок к скорейшему заключению мира и выработке его условий, приемлемых для демократии. Совету Российской республики, перед которым правительство не было ответственно, Облкомитет не придавал никакого значения.

Комиссия по укреплению республиканского строя и борьбе с анархией и контрреволюцией должна была внести на рассмотрение Предпарламента законодательное предположение о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка. 19 октября прошло заседание этой комиссии, на котором обсуждался переданный на ее заключение Советом республики проект социал-демократической фракции меньшевиков об организации комитетов для борьбы с контрреволюцией и анархией342. Законопроект фракции меньшевиков Предпарламента о создании повсеместно Комитетов общественных организаций предполагал фактически централизовать в масштабе страны борьбу с революционным движением. Проект под названием «Положение о борьбе с погромным движением и другими нарушениями революционного порядка» и объяснительная записка к нему343 были распространены среди членов Предпарламента, которые создавали на местах комитеты, руководствуясь этим законопроектом.

На заседании комиссии, кроме членов Совета республики, присутствовал министр внутренних дел A.M. Никитин. Он сообщил, что Министерство внутренних дел также уже разработало законопроект о борьбе с анархией и контрреволюцией, представив его на

237

рассмотрение Временного правительства. Этот проект должен был обсуждаться Временным правительством на заседании 20 октября.

A.M. Никитин ознакомил членов комиссии с содержанием проекта, выработанного Министерством внутренних дел. В основу министерского проекта были положены начала, противоположные законодательным предположениям меньшевиков. В частности, проект меньшевиков предоставлял комитетам по борьбе с анархией и контрреволюцией, образующимся из представителей местных общественных организаций, органов местного самоуправления, Советов рабочих и солдатских депутатов и т.д., право вводить военное положение. Правительственный же проект допускал, в случае надобности, введение военного положения местным комиссаром, как высшим представителем местной власти, которое действовало бы не более двух недель, если бы не было установлено центральной властью.

После доклада министра внутренних дел Комиссия по укреплению республиканского строя и борьбе с анархией и контрреволюцией, по предложению кадета В.М. Гессена, постановила предложить Совету республики указать Временному правительству на желательность внесения последним проекта о борьбе с анархией и контрреволюцией на рассмотрение Совета республики.

Затем комиссия перешла к обсуждению законодательного предположения меньшевиков. Против законопроекта в целом возражали кадеты М.М. Винавер, И.В. Гессен, П.В.Герасимов и барон Б.Э. Нольде. Они считали, что законопроект меньшевиков при предоставлении права комитетам введения военного положения давал им более широкие права по приостановлении конституционной гарантии, чем действовавшее тогда военное положение. Раньше введение военного положения приводило к образованию на местах сатрапий, теперь же могло привести к еще более нежелательным последствиям. Кроме того, отмечалось, что нельзя предоставлять, как это делал проект, право введения военного положения коллегии неопределенного состава, а не центральной власти или высшему представителю правительства на местах.

Несмотря на эти возражения, большинство членов комиссии признало проект желательным и высказывалось большинством 15 против 5 за предоставление права проектировавшимся комитетам по борьбе с анархией и контрреволюцией вводить военное положение. Большинством 14 против 6 было поддержано предоставление этим комитетам прав исполнительной власти по введению военного положения. Докладчиком по законопроекту был избран Б.О. Богданов.

20 октября председатель Комиссии по обороне пригласил военного министра А.И. Верховского, морского министра Д.Н. Верде

238

ревского на заседание комиссии, назначенное на 21 октября. Предполагалось обсудить два вопроса: принятие мер к поднятию дисциплины в армии, на флоте, в тылу и избрать Комиссию по эвакуации и разгрузке г. Петрограда344.

В состав Комиссии по иностранным делам 12 октября были избраны Ф.А.Иванов (торгово-промышленная группа), П.Б.Струве (группа общественных деятелей), П.Н.Милюков, В.Д.Набоков, барон Б. Э. Нольде (кадеты), генерал М.В.Алексеев (казачья группа), А.Р. Гоц (социалист-революционер), Ф.И. Дан, А.Н. Потресов, М.И. Скобелев (меньшевики) и др.345

20 октября в 9 часов 30 минут вечера открылось секретное соединенное заседание комиссий по обороне и по иностранным делам Предпарламента. Открыв заседание, председатель Комиссии по иностранным делам М.И.Скобелев указал, что ввиду особенно тесной связи в тот момент между вопросами обороны и внешней политики он, по соглашению с президиумом Комиссии по обороне, счел нужным созвать это соединенное собрание комиссий346. Предстояло заслушать весьма секретное сообщение военного министра, поэтому заседание предлагалось считать совершенно закрытым даже для членов Совета республики, не входивших в состав комиссий или президиума Предпарламента.

Предложение М.И. Скобелева о признании заседания совершенно закрытым комиссиями было принято. Получивший затем слово военный министр А.И. Верховский заявил о своем намерении дать комиссиям откровенные и исчерпывающие сведения о состоянии армии. Остановившись на материальной стороне вопроса, военный министр указал численность российских сил — 10,2 млн человек, из которых 6 млн приходилось на фронт и непосредственный тыл, Змлн — на разные организации военного времени и 1,2 млн — на тыл. Из указанной численности бойцов, т. е. людей, вооруженных винтовками, пулеметами, пушками — немногим менее 5 млн. Организации земского и городского союзов отвлекали 200 тыс. людей, Красный Крест — 100 тыс., постройка и эксплуатация железных дорог — 600 тыс. Верховский отметил, что содержать такую огромную армию, как это признавалось еще в августе, государству в создавшихся условиях было не по средствам. По этой причине обсуждался вопрос о сокращении численности российских военных сил и принятие для них в качестве основного задания в будущем не наступления, а обороны.

Намечалось сокращение в размере 59 дивизий, за счет которых отпускались призывы 1895-1898 гг. и готовился отпуск 1899 г. Делалось все возможное, чтобы ускорить проведение этих мер, и предполагалось, что благодаря им армия, т. е. фронт и непосредственный тыл, сократятся на 500 тыс., т. е. до 5,5 млн. Кроме того,

239

принимались меры к сокращению тыловых учреждений, что могло освободить еще 150-200 тыс. Что касалось организаций военного времени, как земский и городской союзы, то возникший было вопрос об их расформировании или сокращении с 3 млн до 1,5-1 млн отпал, так как за невозможностью вовсе упразднить деятельность упомянутых учреждений это должно было бы привести лишь к замене пайков денежным довольствием, что фактически признавалось неосуществимым. В итоге все возможные сокращения могли дать не более 1,2 млн, т. е. армия уменьшилась бы до 9 млн человек. По заявлению же министра продовольствия, страна могла прокормить лишь 7 млн. На сокращение до такой цифры не соглашалась Ставка, считавшая цифру в 9 млн минимальной для сохранения фронта.

Стоимость войны, по оценке военного министра, составляла от 65 до 67 млн в день. Из них собственно на военные нужды тратилось 8 млн, на довольствие всех видов — 23 млн, на артиллерию, технические заказы, железные дороги — 25 млн, на пайки семьям призванных — 10 млн. Расходы непрерывно повышались: в 1914 г. они составили 4 млрд, в 1915 г. — 11 млрд, в 1916 г. — 18 млрд, в 1917г. ожидался перерасход в 8 млрд34'. По требованию Министерства финансов предпринимались попытки сокращения военного бюджета, но удалось уменьшить его только на 5 млн в день, что было явно недостаточно.

Снабжение армии продовольствием оставалось тяжелым. Военный министр привел конкретные цифры: в сентябре доставка муки по всем фронтам не превышала 26% потребности, зернового фуража — 48%. Поставки хлеба на Западный фронт уменьшились от 1 фунта сухарей — до 7/8 фунта; подавалось не более 20 вагонов продовольствия вместо необходимых 122. Положение на Северном фронте было настолько критическим, что потребовался подвоз провианта пассажирскими поездами. Фронт уже начинал испытывать голод, тем более, что возникали опасения и относительно мяса, 50% которого не довозилось. Плохо обстояли дела и в тыловых округах; Московский округ жил только одним днем, нередко прибегая к силе оружия для добывания припасов.

Значительно отставало от потребности и обеспечение армии обувью. Еще в январе было заготовлено 1300 тыс. пар, в сентябре эта цифра упала до 900 тыс. Большие заказы, сделанные за границей, тоже не помогали. Англия отказалась от поставки 2,5 млн пар сапог, Америка взялась изготовить 3,5 млн, но срок поставки был отсрочен, было получено только 116 тыс. Несколько лучше обстояли дела в Японии, уже доставившей 233 тыс. пар из заказанных на 1 января 1918 г. 700 тыс. пар348. Из теплых вещей было изготовлено до 3 млн полушубков, но выдавали тогда лишь половину, так

240

как доставить их не смогли; тельники, фуфайки, брюки имелись на всех, но и здесь наблюдались затруднения в доставке. Теплым бельем армия была обеспечена.

О печальном состоянии вымирающей авиации говорилось еще в августе на Московском государственном совещании; в таком же положении находилось и автомобильное дело. Вооружение у военного министра пока не вызывало тревоги, так как артиллерийских припасов и винтовок было достаточно с точки зрения стратегических заданий.

Отчитавшись о материальном состоянии армии, А.И. Верховский перешел к характеристике моральных факторов, отметив, что в этом отношении положение сложилось еще безотраднее. «Основной двигатель войны — власть командного состава и подчинение масс — в корне расшатан. Ни один офицер не может быть уверен, что его приказание будет исполнено, и роль его сводится, главным образом, к уговариванию. Но никакие убеждения не в состоянии подействовать на людей, не понимающих, ради чего они идут на смерть и лишения»349. О восстановлении дисциплины путем издания законов и правил или посредством смертной казни нечего было и думать, — считал военный министр, — так как никакие предписания не исполнялись. По его мнению, некоторую роль могли бы играть и еще играли местами выборные комитеты, особенно армейские, но их влияние падало по мере того, как они становились на государственную точку зрения, тем самым отрываясь от масс, которым эта точка зрения была недоступна. Так, например, в 5-й армии пропаганда большевиков уже одержала верх над более умеренными течениями. Никакого обучения на фронте не происходило. Из командного состава более старые служащие, вплоть до командиров батальонов, еще соответствовали боевым заданиям, но младшие офицеры, особенно послереволюционные, обладали лишь самой ничтожной подготовкой. Общий развал еще более усилился под влиянием корниловской истории.

Верховский не видел выхода из создавшегося тяжелого положения. Он сообщил только, что обдумал и проводил все возможные меры, которые могли бы способствовать поднятию боеспособности армии к весне 1918 г. Общий план этих мер распадался на несколько частей. Во-первых, в связи с упомянутым ранее сокращением вооруженных сил предполагалось призвать новобранцев срока 1920 г., зачислив их в лучшие имеющиеся кадры, где они могли бы избежать разложения. Во-вторых, серьезное внимание обращалось на упорядочение дисциплины в тылу. Для этого вводилось начало подчинения тыла фронту. Таким образом, все активные части имели бы соответствующие запасные в своем полном распоряжении, вплоть до права налагать кары. Отмечалось, что здесь известную

241

роль могла сыграть наблюдавшаяся между фронтом и тылом рознь; многие фронтовые части определенно заявляли, что готовы даже силой привести к повиновению тыл.

Вместе с тем принимались некоторые меры по борьбе с анархией вообще. Для этих целей военное ведомство хотело выделить от 100 до 150 тыс. боевых солдат и офицеров, способных составить надежные кадры милиции, в связи с чем уже начались переговоры с земскими и городскими самоуправлениями. Необходимость и своевременность этой меры объяснялась все разраставшимся развалом в тылу. В частности, насчитывалось не менее 2 млн дезертиров, которых не было никакой возможности изловить. До этого при всех стараниях удалось собрать не более 200 тыс. дезертиров, но и это оказалось бесполезным, так как подобные развращенные элементы, вернувшись на фронт, только усиливали и ускоряли его разложение.

К третьей категории мер относилось урегулирование прав и обязанностей комиссаров и их отношений к командному составу. Соответствующие правила уже готовились к публикации. При разрешении этого вопроса возникали большие трудности. Опыт всех времен и народов свидетельствовал, что только при полноте власти командного состава могла существовать настоящая дисциплина. С этой точки зрения самое существование института комиссаров представлялось ненормальным, свидетельствуя о происходившем развале. Поэтому, по проекту правил, все, что только было возможно в отношении власти и авторитета, сохранялось за командным составом.

С другой стороны, приходилось считаться с тем, что последний и в чисто военном смысле не всегда оказывался на высоте задачи, вызывая тем самым законное недовольство солдатской массы, не желавшей идти на верную гибель из-за неподготовленности начальников. В этой связи возникло требование об аттестации командного состава солдатскими организациями. Однако уступить этому требованию значило бы открыть дорогу полному развалу, так как было хорошо известно, что более популярными всегда оказывались наиболее покладистые офицеры; люди же требовательные и устойчивые, не желавшие уступать массе, нередко вызывали недовольство. Так, например, гвардейская кавалерия оказалась совершенно разрушенной благодаря устранению почти всех офицеров, причем немаловажную роль здесь сыграла принадлежность офицеров к состоятельным семьям высшего общества.

Этот сложный вопрос обсуждался в Ставке и на Совещании представителей фронта при министре. Об аттестации постановили не упоминать, но окончательного решения еще не вынесли. А.И. Верховскому наиболее правильным представлялся средний

242

путь, открывавший возможность введения наблюдавшегося явления в приемлемой форме, а именно — предоставить солдатским комитетам лишь права обоснованного отвода нежелательных офицеров, причем от начальства зависело бы, удовлетворять такого рода заявления или оставлять их без последствий. При таких условиях только мотивированные жалобы, содержащие конкретные указания на злоупотребления или непригодность определенного лица, имели бы шансы на успех.

Особую категорию мер составляли заботы о культурно-просветительном воздействии на армию путем устройства клубов, кинематографов, поездок, лекций, продажи литературы и т. п. На эти цели уже был отпущен кредит в 2 млн рублей. Непосредственное же поднятие дисциплины, по мнению Верховского, обязывало реформировать существовавшие дисциплинарные суды, действовавшие крайне медленно и неудовлетворительно. Предлагалось постановить, что если такой суд в течение 48 часов не вынесет решения, то кара должна налагаться единолично начальником. Ему же предоставлялась вся полнота власти там, где суда вовсе не существовало. Предусматривалось образование особых штрафных полков, подлежавших общим карам в виде лишения отпусков, содержания и т. п. Военный министр считал, что и в офицерской среде, при всех ее несомненных заслугах, имелись недоброкачественные элементы; «нередко явление, что офицеры запасных частей неделями и месяцами ничего не делают, и нет никакой возможности заставить их ходить на занятия. Поэтому и в отношении офицерства необходимо восстановление дисциплинарной власти»0 .

Изложенная система мер являлась, в глазах военного министра, максимальной для того момента. Действительное же восстановление дисциплины было возможно только при наличии силы, на которую можно было бы опираться. Поэтому обращалось внимание на образование таких надежных частей, для чего поощрялось создание ударных и добровольческих батальонов. Наиболее организованные казачьи и кавалерийские части сводились в дивизии и корпуса. Затем Верховский говорил о принятых мерах по улучшению весьма тяжелого материального положения офицеров. Он отметил также, что приведенная программа преобразований была предложена союзным военным агентам и встретила с их стороны полное сочувствие и одобрение; никаких дополнительных мер они указать не могли.

Закончив изложение своей программы, военный министр счел нужным особенно отметить разлагающее влияние, вносимое в армию большевиками. «Идейного большевизма, собственно говоря, в армии вовсе нет, лозунги его воспринимаются лишь для того, чтобы прикрыть им возможность неисполнения долга, и этим пользуются все так называемые «шкурники». При таких условиях всякий при

243

зыв к организации, к самоограничению, встречает отпор со стороны масс, не понимающих, за что они должны воевать. Всякая борьба с этим явлением заранее осуждена на неудачу. Только крайние меры, в виде полного изгнания политики из армии, могли бы помочь, но на них не решаются; а если бы и нашлись офицеры, готовые осуществить такую меру, то они были бы немедленно убиты. Совершенно бессильны в этом смысле армейские организации, все более и более теряющие свой авторитет или сами перекрашивающиеся в большевизм»351.

Резюмируя содержание своего сообщения, военный министр вновь подчеркнул его основные тезисы: 1) сокращения армии в желательных размерах не может быть произведено по стратегическим соображениям; 2) армия не может быть при таких условиях прокормлена; 3) армия также не может быть должным образом одета и обута; 4) командовать некому; 5) большевизм продолжал разлагать российские боевые силы.

Учитывая отмеченные объективные данные, Верховский прямо и откровенно признавал, что воевать Россия не может. По крайней мере, он сам без колебаний заявил, что не в силах продолжать работать в прежнем направлении и просил министра-председателя подыскать ему преемника. В своих воспоминаниях Верховский отмечал, что Керенский принял его отставку, но просил повременить с уходом из правительства, так как «не видел пути» выхода из положения352. В собственный план по восстановлению боевой мощи России Верховский не верил, так как это был лишь паллиатив, неспособный преодолеть развивавшуюся и разлагающую пропаганду мира. Уже имелись сведения о том, что некоторые части решили, не дожидаясь зимы, уйти из окопов. Вскоре предстоял съезд Советов, который бы усилил общую тягу к миру. Верховский считал, что большевики до сих пор не выступили с целью захвата власти только потому, что представители фронта пригрозили им усмирением. «Но кто поручится, что через пять дней эта угроза сохранит свою силу и большевики не выступят? Нельзя забывать и того, что мирная пропаганда усиленно поддерживается Германией, и министру достоверно известно, что две выходящие здесь газеты получают средства от неприятеля»353.

Верховский видел единственную возможность борьбы со всеми этими тлетворными и разлагающими влияниями в том, чтобы самим немедленно возбудить вопрос о заключении мира. Реальные данные состояли в двух обстоятельствах: при всей слабости российские войска связывали на своем фронте 130 неприятельских дивизий, а задолженность союзникам достигала 20 млрд. Такие аргументы военный министр считал достаточными для того, чтобы побудить союзников согласиться на прекращение этой истощающей

244

войны, «нужной только им, но для нас не представляющей никакого интереса»354. Верховский считал несомненным, что весть о скором мире не замедлит внести в армию оздоровляющие начала, что позволит, опираясь на наиболее целые части, силой подавить анархию и на фронте, и в тылу. «А так как самое заключение мира потребует значительного времени на переговоры, то к этому времени можно рассчитывать на воссоздание боевой мощи армии, что, в свою очередь, благоприятно отразится на самих условиях мира».

Выступление военного министра вызвало немало вопросов. Министра иностранных дел М.И. Терещенко, в частности, заинтересовало, неужели Верховский полагал всерьез, что можно успешно бороться с немецкой пропагандой мира предложением осуществить те цели, которые она себе ставит. Терещенко усомнился в целесообразности борьбы с германской пропагандой путем выполнения ее заданий. А.И. Верховский ответил, что ставит этот вопрос гораздо шире, чем министр иностранных дел. Речь шла, по его мнению, не об осуществлении немецких притязаний, а о спасении государства, о сохранении всего того, что было возможно, исходя из реального соотношения сил. Он утверждал, что только при немедленном активном выступлении в пользу мира эта цель может быть достигнута. «Напротив, при продолжении войны, к весне положение еще ухудшится, и анархия усилится, особенно, если будет плохой урожай»355.

В.К. Иков спросил, каким образом при давлении на союзников, в смысле скорейшего заключения мира, могли использоваться те реальные данные, о которых упоминал А.И. Верховский. Военный министр разъяснил, что, в случае нежелания союзников идти навстречу мирным стремлениям России, союзники должны были бы считаться с неминуемым полным разрушением российской армии, а это имело бы последствием переброску 130 неприятельских дивизий на союзный фронт и вероятную невозможность выполнения Россией финансовых обязательств.

А.С. Мартынов интересовался, подвергались ли выводы военного министра обсуждению во Временном правительстве, и если да, то как оно к ним отнеслось, имело ли оно в виду какие-либо способы восстановления боеспособности армии. Министр иностранных дел М.И.Терещенко сообщил, что взгляды военного министра Временному правительству не докладывались и он выслушал их впервые.

Верховский, подтвердив формально заявление министра иностранных дел, вместе с тем заявил, что сущность его мнений была давно известна Временному правительству. Других планов воссоздания боевой мощи во Временном правительстве не возникало. По сравнению с прошлым годом, по сведениям военного министра, чис

245

ленность армии сократилась незначительно — с 11 млн до 10,2 млн человек.

Основной вывод А.И. Верховского состоял в том, что российская армия воевать далее не может и поэтому следовало соглашаться с заключением мира на любых условиях. Весть о мире, по его представлениям, тотчас бы вызвала в армии прилив энергии. Тогда нашлись бы части, которые во имя сохранения страны к моменту достижения мира взялись бы подавить анархию, предотвратить развал на фронте и в тылу. В результате армия и порядок в стране были бы восстановлены, появилась бы ко времени заключения мира вполне реальная сила. На возражения участников заседания о том, что немедленный мир означал бы потерю доступа к Балтийскому морю, крушение надежд, связанных с революцией, военный министр утверждал, что его интересовали не завоевания революции, а спасение страны.

В этой связи участник дискуссии Н.Н. Кульман недоумевал, можно ли мир с аннексиями в пользу Германии считать спасением страны. Верховский же, в свою очередь, призывал от громких слов перейти к трезвой оценке положения и решить, что стране по карману, а что — нет. «Если нет средств для лучшего мира, надо заключать тот, какой сейчас возможен. В противном случае положение только ухудшится»356.

Е.Д. Кускову интересовали несколько вопросов: знал ли военный министр о состоянии армии, когда вступал в должность; выступал ли он на этом заседании в качестве частного лица или представителя Временного правительства, имея в виду, что министр иностранных дел впервые слышал приведенные им выводы впервые; как конкретно представлял себе военный министр постановку вопроса о мире в сложившихся условиях и имел ли он по этому поводу беседу с представителями союзников?

Верховский ответил, что в бытность его командующим войсками Московского военного округа он не располагал широкой базой сведений, да и по вступлении в должность министра ему не сразу удалось разобраться во всех вопросах, поскольку механизм осведомления был поставлен в министерстве весьма несовершенно. Теперь же, после ознакомления с подробностями жизни армии, он пришел к изложенному им выводу о мире, причем этот вопрос составлял для него тяжелую личную драму, так как, с одной стороны, стремление уйти от решения вопроса о мире вызвало бы взрыв в армии, а с другой — он не желал быть пассивным участником ее разложения. Верховский полагал, что соответствующие шаги в отношении постановки вопроса о мире следовало предпринимать вместе с союзниками. По мнению Е.Д. Кусковой, представленные военным министром разъяснения еще более запутывали дело. Армия

246